я всегда любила рождество и никогда практически не чувствовала себя одинокой в этот светлый праздник: сначала - в самом детстве - отец часто уходил из дома и беспробудно пьянствовал в компании своих друзей, а мама старательно запекала части тушки индейки, выпрошенной у сердобольной соседки, с овощами, покупала свежие фрукты и прятала под куцей искусственной ёлочкой маленькие коробочками с подарками: чаще всего это были либо дешевые безделушки вроде красивой расчески с камушками и зеркальцем на обратной стороне, а иногда что-то очень полезное: новый рюкзак брату в школу, тёплая зимняя куртка, ботиночки или крепкий добротный баскетбольный мяч. ни один раз она не пропустила праздник, и как бы сильно не хромала, как бы убого не замазывала синяки тональным кремом, пока эйб сжимал зубы от злости и беспомощности, а я все время подглядывала в сторону входной двери, боясь, что папа вернётся - мы каждый раз садились за небольшой стол втроём, молились и приступали к скоромному, но вкусному ужину. мама усиленно делала вид, что все нормально, что мы - обычная семья, что у нас нет проблем хотя бы один день в году, а мы старательно делали вид, что верим ей. мне нравилось ковыряться в горошке вилкой, перебирать ягодки винограда, потягивать яблочный сок и таскать сладости из корзинки, подаренные все той же соседкой, а потом забираться к маме в постель и греть свои босые ступни под ее тонким одеялом. эти часы уединения казались по-настоящему волшебными и сейчас, не испытывая нужды практически ни в чем, я с горечью и грустью понимаю, что скучаю по тем временам. да, я могу позволить себе и добротный ужин, и неплохие подарки для друзей и себя, и хорошую компанию, но от одиночества избавиться я не могу. с братом мы практически не видимся, поскольку он занят своей личной жизнью, от которой я не пребываю в восторге, но предпочитаю молчать, чтобы не испортить окончательно отношения с практически единственным близким человеком; с друзьями тоже не всегда получается зависнуть на сочельник: многие из них разбились на парочки, а я, так отчаянно нуждающаяся в любви и так рьяно отвергающая отношения, не хочу чувствовать себя третьей лишней и из раза в раз выискиваю все новые причины, чтобы не появляться в зоне их розового счастья. так что, последние пару лет - года два, а может быть и три, я коротаю ночь в баре фиби, очаровательной и невероятно красивый разведённой женщины, отсудившей у мужа практически все его состояние и избавившейся от гнета домашнего насилия и морального давления. мы познакомились с ней, когда она пришла в центр психологический помощи, где я проходила учебную практику, а затем и стажировалась, чтобы получить рабочее место, и именно она была первой женщиной, которой я старалась помочь и, по итогу, помогла. а теперь помогает она: скоротать особо скучные вечера, особо одинокие. этот раз исключением, к сожалению, не стал, и я, затянув на талии и шее ремешки плотного чёрного фартука с брошкой в виде рождественского эльфа, занимаю своё место на ближайшие несколько часов за барной стойкой. людей на удивление много, но практически все они - туристы. студенты, прибежавшие по обмену, или посто путешественники, застрявшие из-за непогоды - случайно, а может и запланировано. во всяком случае, наблюдать за ними, подливая глинтвейн, скотч, мартини, ром или водку - сплошное разнообразие - интересно. скучать не приходиться: фиби носится по залу между гостями, порхает по ту сторону стойки, мешает коктейли и умудряется сделать любую работу, помогая своим официанткам и мне - своему непостоянному бармену. никто не буянит, не скандалит, все терпеливо ждут очереди и порой даже забывают о заказанных напитках, постоянно отслеживая бегущую и приближающуюся к полуночи стрелку часов. под единственными имеющимися часа висит пышный венок омелы, украшенный мишурой и маленькими игрушками, и парочки, кокетливо хихикая и забавно краснея, по очереди бегают туда, держась за ручки, чтобы поцеловаться - как будто случайно. я смотрю за ними, подпирая щеку кулаком, не сдерживаю улыбки - абсолютно счастливой, и даже скулы начинает сводить, но что-то в груди, подозрительно похожее на сердце, скулит и кровоточит, долбит мыслью в висках: хочу также. осознание, что «также» не будет, отравляет все мое существование; заставляет начинать сомневаться в себе - в том, что недостойна этих простых радостей, в том, что никогда не узнаю, что такое - стопроцентное доверие кому-то, в том, что ни с кем не смогу разделить лучшие моменты своей жизни, и стоило бы уже успокоиться, смириться и научиться жить только для себя, но я все ещё надеюсь на что-то и продолжаю во что-то эфемерное верить. наверное, это - трусость. боязнь открыться кому-то и получить отказ не так страшно, как повторить судьбу своей матери. она ведь любила отца; преданно и честно, а он этого не ценил. он вселил недоверие ко всем мужчинам, панический страх сближения, и я все ещё думаю об этом слишком часто, все ещё не позволяю кому-то разрушить уверенность в том, что все такие же, как он. и самое паршивое во всем этом то, что есть человек, внушающий доверие. упс, поправочка - внушавший. и потерявший его так же быстро, как получивший.

не вспоминать тебя получается. ты обитаешь в моем воспалённом мозгу двадцать четыре на семь, без перерывов и выходных, и даже когда тебя нет рядом, ты продолжаешь фантомом виться рядом: в воспоминаниях, в переписках и звонках. я даже рада, что твоя профессия, твоя успешность и востребованность занимают у тебя чертовски много времени, чтобы мы с тобой пересекаемся в последнее время все реже и реже, а обмениваемся сообщениями иногда - глубокой ночью. а ещё не стоит забывать о твоём браке, наварное? я видела ее - твою жену, высоченную блондинку с аристократичными чертами лица, мягкой ласковой улыбкой и лукавым прищуром искрящихся глаз. она там - на фотографии, стоявшей заставкой на твоём телефоне, такая счастливая рядом с тобой, такая довольная и светящаяся изнутри, что я - невольно и не специально - прониклась к ней завистью. тебе стоит уделять больше времени ей и вашему браку - это, кажется, я сказала в последнюю нашу встречу? у вас ведь все так ломко, так тонко и надрывно, что было бы невероятно глупо с твоей стороны тратить драгоценные минуты на меня, ведь, по сути, кто я для тебя? будем откровенны - никто. наша дружба недолговечна и беспочвенна, все, что мы знаем друг о друге - это твои семейные проблемы. я твоя жилетка, вольный слушатель, негласный советник, не рассказывающий о себе ничего, потому что тебе оно не нужно, потому что ты никогда не спрашивал; потому что мы оба знаем, ради кого ты свернёшь горы, и это не я. никогда не буду я, не так ли? и эта мысль разрывает мое сердце изнутри. скажи, сэм, почему? почему я умудрилась влюбиться в человека, который всю свою жизнь посвящает другой? почему я, зная о всех твоих недостатках, тыкавшая в них же носом тебя, как нерадивого котёнка, полюбила твою любовь к ней? паршиво, но я не хочу жаловаться, потому что мысли обо всем этом дерьме продолжают удерживать меня на плаву и даже напоминать: есть люди, у которых все гораздо, гораздо хуже, и с этими людьми я сталкиваюсь каждый божий день.

я знаю, ты нуждаешься во мне, и было бы слишком эгоистично разрушить тот хрупкий жалкий мир, который мы выстроили на двоих в далеко не самый простые для нас обоих времена, но тебе даже представить не удастся, насколько мне хотелось это сделать; насколько хотелось отправить твой номер в черный список, заблокировать во всех социальный сетях и выкинуть за черту своей жизни навсегда; насколько хотелось сказать тебе ничтожное глубокомысленное прощай, давясь своей желчью и жалостью, но что-то все время меня останавливало, и я до сих пор, если честно, не понимаю, что именно. ты ведь не самый хороший человек, и я в курсе. возможно, ты разболтал слишком многое, стоило только найти готовую выслушать пару ушей, и оставил пространство для выводов и умозаключений, с которыми я так лихо справилась: ты давил на свою жену. пытался навязать ей свои интересы, свои желания, свои требования. ты не пытался разговаривать с ней, не искал компромиссы и думал только о своем комфорте и благополучии, уверенный, что у нее такие же взыскания и требования; у нее, столько лет просидевшей дома и нашедшей, наконец, удовлетворение в работе; у нее, научившейся себя реализовывать, выстраивающей контакты и социализирующейся; у нее, такой красивой и наверняка держащейся за свою красоту и точеную фигурку; у нее, такой же характерной и волевой, как ты сам. из чистого любопытства и ради получения нового опыта, я бы хотела пообщаться и с ней, ну, обсудить вашу проблему, взглянуть на нее с разных сторон и поразмышлять о том да о сем, чтобы найти истинную причину всех конфликтов, и скорее всего, умей я держать эмоции в узде гораздо лучше, я бы обязательно предложила тебе такую помощь. в конце концов, семейные драмы вроде вашей - моя специализация, и это даже комично: готовая спасать браки, я не способна построить даже нечто похожее на близкую связь. сапожник без сапог - определенно про меня. потому что, зная себя, могу смело заявить: я бы не смогла и рта раскрыть, стоило бы только увидеть ее и тебя - с этой дурацкой болезненной надеждой на самом дне раскосых карих глаз, с этим трагичным надломом бровей, с этими трогательно поджатыми губами - я бы не смогла, я бы сбежала позорно, не смея ничего объяснять, а она - твоя жена, имя которой я не произношу даже вслух - поняла бы все самостоятельно, ведь она не дура. такой, как ты, не смог бы влюбиться в дуру. такие, как ты, ищут идеал: сошедших с глянца красоток с зашкаливающим айкью и флегматичным нравом, и она, по всей видимости, подходила по всем параметрам. так что, возвращаясь к рассуждениям о нашей дружбе, я могу заметить в очередной раз - я паршивый друг для тебя. я не могу делить твою радость и твое счастье, не могу помогать тебе оберегать его, потому что в нем нет места для меня.

свести все общение на нет мне так и не удалось. уверенная в том, что это будет правильно, я продолжала искать поводы задержаться в твоей жизни подольше, практически не спрашивала о браке и о том, как обстоят дела с твоей женой. делала вид, что меня это не волнует, что я рада за вас и надеюсь, что ваша очередная попытка из череды точно таких же, только совершенно бесполезных, обвенчается успехом. на деле же мне была неприятна мысль о том, насколько ты нечестен и по отношению к себе, и по отношению к ней, и по отношению ко мне. твои слова до сих пор сидят в моей голове и я правда старалась не уделять им большого значения, но не получалось. не подумав и перебрав, сверкая блестящими глазами, бегая по моему удивленному лицу осоловелым взглядом, касаясь невесомо моей холодной ладони своими длинным пальцами, играясь с тонким браслетом на запястье, ты говорил о чувствах, тараторил что-то невпопад, сбивался с мысли раз за разом и пытался начать сначала, чтобы донести до меня суть. я же, кажется, даже разучилась дышать. но не от радости, не от предвкушения дальше, а от осознания: ты только что дал мне надежду и уничтожил ее на моих же глазах, вырыл своими неконтролируемыми словами мне могилу с самым невозмутимым видом, ожидая реакции. а какую реакцию я могла дать? боже, сэм, ты говорил с такой радостью и с таким воодушевлением о том, что твоя жена решила повременить с разводом, что теперь-то у вас точно получится, а потом - ни с того ни с сего, видимо, перейдя черту и потеряв контроль над разумом, начал вдруг талдычить что-то о нас. о каких нас? о тех, которых никогда не будет, потому что ты так трепетно держишься за свою семью, как нормальный адекватный мужчина? о тех нас, которых никогда не будет, потому что я не хочу влезать между вами двумя? о тех нас, которых никогда не будет, потому что я не знаю, как вести себя с тобой, как боюсь довериться, ведь ты не похож на надежного и верного, терпеливого и терпимого, и точно так же боюсь признаться даже себе в любви к тебе, со всеми твоими недостатками? нет никаких нас и никогда не было, и наверное, никогда не будет, ведь мы с тобой не те параллельные, что рано или поздно, но обязательно пересекутся в какой-нибудь из плоскостей. мы с тобой - две разные галактики, не способные даже существовать вместе. я и правда должна была порадовать за тебя, но я не смогла. я похихикала глупо, как какая-то малолетняя дурочка, чтобы перевести тему побыстрее и сожрать эту неловкость в потрохами, но не удалось. я прекрасно помнила все: и когда усаживала тебя на заднее сиденье такси, и на следующий день, когда ты позвонил в свой обеденный перерыв, чтобы поблагодарить и невнятно извиниться, непонятно, правда, за что (спросить я так и не решилась), и в следующую нашу встречу в этом самом баре, на которой, ты как всегда, был с золотым обручальным кольцом на безымянном пальце и той самой фотографией на заставке телефона. мне впервые было некомфортно находиться с тобой тогда наедине и я была жутко благодарна твоей супруге за то, что она позвонила в середине вечера, а ты, после короткого разговора, засобирался домой. мы не пообщались толком и не попрощались, как следует, а я испытала облегчение, когда дверь за твоей высокой крепкой фигурой закрылась с той стороны. как бы мне ни хотелось, я не могла избавиться от мыслей, что как раньше уже не будет. что ты, ведомый пьяной глупостью, перешел черту и испортил все, а я слишком слаба и сентиментальна, чтобы взять под контроль сбившиеся пороги этой никому не нужной чувствительности.

сэм, - на самом выдохе, едва различимо, полно удивления; право слово, мне пора перестать удивляться твоему появлению здесь: я бы даже сказала, что этот бар - наше место, но это совершенно не смешно и не мило, не в нашей с тобой ситуации. я готова мысленно уничтожить фиби, вытолкавшую в зал с подносом, заставленным заполненными глинтвейнами и имбирными палочками бокалами в зал в компании других официанток, пока барная стойка не пользовалась популярностью. я даже не успела заметить, как ты вошел, увлеченная разглядыванием студентов, и потому эта встреча действительно оказалась неожиданной. мне не хватает сил даже улыбнуться: выдавливаю из себя ее, улыбки, жалкое подобие, наверняка больше похожее на оскал, расставляю высокие граненные стаканы на столике, за которым устроился ты со своими - друзьями? коллегами? партнерами? - и даже не смотрю в твою сторону, но чувствую пристальный взгляд, и испытываю небывалую нервозность. хочу, чтобы ты перестать пялиться, чтобы отвлекся на свою компанию и сделал вид, будто тебе нет никакого дела до меня, ведь так было бы гораздо лучше. я бросаю скороговоркой пожелания счастливого рождества, стаскиваю со стола опустевший поднос и ретируюсь трусливо к барной стойке, чтобы повторить маршрут и навестить еще несколько занятых столов. к счастью, их не так много и другие девочки справляются гораздо лучше, одаривая посетителей счастливыми улыбками. у меня не получается разделить их радость, в горле стоит противный ком и я пытаюсь продышаться, но выходит хреново. хреновее становится только тогда, когда я вновь вижу тебя - приближающегося к бару. бежать некуда, и я занимаю свое место между пустых стерильно чистых бокалов и полных бутылок на узких полках. заправляю за ухо выбившуюся из тугого хвоста прядь волос, заламываю пальцы, пряча руки под барной стойкой, оглаживаю края фартука, расправляя складки, когда чувствую, как от волнения ладони начинают потеть. зачем ты подошел? зачем ты все усложняешь? вернись к своим друзьям, жди свою жену, отмечай рождество так, как того заслуживаешь, в кругу семьи и близких, а не в компании человека, который не хочет видеть тебя сейчас рядом и хочет - одновременно - больше всего на свете. я все же вынуждаю себя открыть рот и улыбнуться, на этот раз куда лучше и практически искренне. неловкость никуда не уходит, и тебе, кажется, тоже не по себе. почему ты здесь? - я на самом деле удивлена. я на самом деле думала, что ты будешь праздновать дома, с пушистой красивой елкой в углу комнаты, коробками с подарками под ней и вкусным ужином, а не в баре, куда стеклись одинокие души, не желающие чувствовать пустоту и холод в этот праздник. решили отметить в шумной компании? надеюсь, ты познакомишь меня со своей женой. где она, кстати? - тараторю, говорю так быстро, как только могу, на одном дыхании, чтобы не сбиться, не запнуться, не заикнуться; чтобы голос не дрогнул, чтобы ты не понял, насколько я не искренняя сейчас. плевать я хотела на твою жену, сэм; она - последний человек, которого я хочу видеть. она - та самая собака на сене, не способная понять, что ей нужно и чего она хочет, а потому пытающаяся урвать лакомый кусочек от всего вокруг. а твоя любовь либо настолько велика, либо настолько слепа, что ты позволяешь ей манипулировать своими чувствами, играть с вашими семейными узами и дергать за ниточки, как марионетку, беспрекословную и безвольную.