[indent] мы останавливаемся посреди пустого перекрестка, когда ты начинаешь говорить. красный ярко сияет над головой, пересекается под тупым углом со светом уличного фонаря и отбрасывает на капот тихо рычащего автомобиля пресловутые тени, пока я некрепко сжимаю одной рукой обивку руля, чувствуя, как скользят под пальцами стеганные швы, а второй переключаю радио-станции, в надежде найти что-нибудь спокойное, умиротворяющее и не отвлекающее. убавляю громкость, оставляя практически на самом минимуме, так, чтобы льющиеся из динамиков звуки едва перекрывали урчание мотора, и нисколько не перебивали тебя - вытянувшуюся, как струнка, на соседнем кресле. ты выглядишь напряженной, уставшей и подавленной, и это неудивительно, мне кажется, что я сейчас - такой же, если не хуже, и от этого нельзя не улыбнуться: грустно, разумеется. я позволяю тебе договорить - сил не хватает даже на удивление, на восклицания и попытки оправдать себя в твоих глазах, поэтому я отвечаю, но даже невпопад; отвечаю, не отводя от тебя взгляда, не обращая внимания на сменившийся зеленым красный, на то, что продолжаю стоять у стоп-линии вместо того, чтобы плавно тронуться и повернуть налево на третьем съезде, следуя уже не подсказкам навигатора, а по памяти, потому что дорогу к тебе домой я найду всегда, даже спустя столько лет. мне хочется взять тебя за ладонь, сжать ее пальцами свободной руки, привлекая внимание, поднести к своему лицу и поцеловать каждую выпирающую косточку, хочется смотреть на тебя исподлобья, скрывая улыбку, глядеть снизу вверх, прежде чем ты потянешься навстречу - как я, в прошлый наш раз, ища еще больший физический контакт, и ткнешься пухлыми губами в мой рот, не видя преград; мне хочется отвезти тебя к себе домой - развернуться круто на перекрестке, нарушая всевозможные правила и не думая о штрафах, и оставить не только на эту ночь, но и на все последующие, до тех пор, пока ты не разлюбишь меня; до тех пор, пока не попросишь отпустить. не факт, что я сделаю это, не факт, что позволю уйти и оставить, потому что наши души, я уверен, тесно переплетены, связаны невидимыми крепкими нитями, не способными разорваться ни при каких обстоятельствах, ведь даже расстояние и время им нипочем. я хочу, наконец, ощутить жар твоего тела, стаскивая с тебя это дурацкое короткое платье, открывающее вид на соблазнительно длинные стройные ноги, оголяя, обнажая для поцелуев и прикосновений, но вместо всего этого я все еще продолжаю смотреть, разглядывать голодно твое лицо и не сдерживать раздосадованной усмешки: я соскучился, тиана, - вот так просто, так честно, без суеты, без лишних разговоров, без попыток уйти от темы, перекинуть на тебя вину или упрекнуть в чем-то. говорить то, что думаю, то, что чувствую - легко, непринужденно; по ощущениям, будто душу освободил, будто голову очистил и смог, наконец, выдохнуть спокойно. дорога все такая же пустая, зеленый начинает предупредительно мигать и я трогаюсь, чтобы не стоять здесь очередную минуту, чтобы не смущать тебя пристальным вниманием и продолжить уже в пути. оглядываюсь по сторонам, на всякий случай, переключаю передачи, но не спешу ускоряться: я не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась.

[indent] знаешь, я правда думал, что нам с тобой не по пути. ты сама дала это четко понять, улыбалась виновато, отводила в сторону взгляд и заправляла за уши длинные рыжие волосы; подбирала старательно слова, будто боялась обидеть, задеть; будто могла сказать что-то, что разобьет мое сердце, и в этом ты прогадала - оно уже было разбито, раздавлено твоими хрупкими пальчиками, размозжено длинными ногтями, пропитано густой черной кровью, не способное больше ни на что. я вверил его - часть себя - тебе, безвозмездно, не рассчитывая ни на что, в душе осознавая: ты не пойдешь наперекор своим принципам, не прислушаешься к моим словам и не поступишь так со своей подругой, потому что ты, пусть и казалось стервозной, хладнокровной и порой беспощадной, на деле оказалась самой мягкой и ранимой среди нас всех. я бы мог надавать, мог бы настаивать, мог бы, в конце концов, никуда не уезжать и мозолить тебе глаза каждый божий день, умоляя дать мне хотя бы один шанс; обещая, что все обязательно будет хорошо; рассказывая, что ничего страшного не произойдет, если ты позволишь мне показать, насколько сильна моя любовь, но это было бы несправедливо к тебе самой, к твоей несгибаемой воле и попытки быть хорошим человеком. я старался не злиться. слушал тебя внимательно, не смотрел в твои глаза, не силясь оторвать взгляд от разглядывания чего угодно в старой квартире; я цеплялся за каждое твое слово, мирился с ним и понимал - вот он, мой приговор, не подлежащий обжалованию, а ты - ты даже не судья, ты палач. я бы встряхнул тебя за плечи, воззвал бы к разуму, спросил бы - неужели именно этого ты хочешь? неужели думаешь, что мы сможем продолжить наше общение, как ни в чем не бывало? неужели правда считаешь, что я смогу смотреть на тебя, как раньше, словно не признавался ни в чем, словно не срывал собственную свадьбу и не доводил очаровательную невесту до слез отказом и отсутствием объяснений? ты ведь верила в это, не сомневалась, наивно предполагая, что у нас получится - так бережно водила пальцем по моей ладони, точно пыталась уговорить хотя бы попытаться сделать вид, будто ничего не было, а я уже тогда искал пути отступления, уже тогда знающий одно: я не смогу делить тебя с кем-нибудь. не смогу оставаться для тебя другом, когда ты найдешь себе кого-нибудь; когда будешь обвивать чью-то шею руками, прижимаясь ближе; когда будешь позволять чужим губам прижиматься к твоей нежной коже; когда будешь заглядывать кому проникновенно в глаза, сужая вселенную до рамок одного единственного человека - которым буду не я; это несправедливо и жестоко, тиана, это чертовски эгоистично, и пусть ты поспоришь с этим, но правда не на твоей стороне. умоляя меня об одолжении, ты усложняла самостоятельно ситуацию, выводила меня методично из игры, подводила к грани и вычеркивала из своей жизни. дело осталось за малым: свести общение на нет. рано или поздно, но это обязательно бы случилось. ты бы остепенилась с кем-то, кто бы не променял твою подругу на тебя, расставляя иначе приоритеты, я бы продолжал любить - в принципе, это и делал, умотав в штаты и обрывая контакты практически со всеми. я не хотел, чтобы что-то связывало меня с мюнхеном. не менял истерично номер, не удалял профили в социальных сетях, просто ограничивал себя в общении, ссылаясь на занятость и усталость. не хотел делать вид, что все нормально, потому что устал притворяться, устал жить не своей жизнью, не своими эмоциями и не своими чувствами. я думал, что рано или поздно - станет легче, что когда-нибудь по-отпустит, но это так, по всей видимости, не работает. каждую свободную минуту, каждый перерыв, каждую чашку отвратительного остывшего кофе со сливками я мыслями возвращался домой: тосковал по германии, по родителям и сестре, по друзьям и тебе; чем реже я представлял твое лицо, чем реже вспоминал твой голос, тем сильнее хотел вернуться обратно, тем ярче горело желание забить на все, бросить все, вернуться обратно и начать не с чистого листа; превратить точку в запятую и поплыть по течению, но кому это нужно? ты четко обозначила границы, ты не желала их переступать, а я не желал терять тебя, тиана, и делал все, чтобы тебе угодить.

[indent] и вот, где мы теперь. было бы равноценно осадить тебя, поставить на место, вернуть тебе твои же слова, напомнить о том, к чему ты вела нас с самого начала - это было бы сладкой, гнилой, тщедушной попыткой отомстить, но проблема в том, что я все еще тону в тебе, в твоем запахе, в твоем взгляде, в невозможности быть рядом. то, чего я так страшился, происходит наяву: ты избегаешь меня, избегаешь моего общества и предпочитаешь нашу недосказанность какому-то малахольному придурку, которого знаешь, наверняка, от силы несколько дней. ты позволяешь ему сжимать твое колено и я надеюсь, искренне надеюсь, что это максимум, ведь иначе последует разочарование. воспоминания о нашей общей, но не совместной ночи, все еще свежи в моей памяти, картины ярки и откровенны, ладони чувствуют те фантомные касания и помнят поддатливость твоей нежной бархатистой кожи; я бы не понял, серьезно, не понял, если бы ты сама - так яро требовавшая ласки и взаимности, переключилась бы так быстро, но ты делала это. игнорировала меня умышленно, строила кому-то глазки и растягивала губы в улыбке, демонстрируя свою заинтересованность каждой клеточкой идеального идеала, каждым жестом, случайным кивком головы и звонким смехом. тереза снисходительно улыбалась, понимая больше, чем должна была, водила взглядом от тебя ко мне и обратно, пихала аккуратно в бок и подталкивала встать с нашего дивана, кусала губы и мычала что-то нечленораздельное, пока я сдавливал пальцами подлокотник, пока сцеживал зубы от бессильной ярости, пока справлялся с желанием вскочить со своего места, схватить тебя за руку и выволочить на улицу, на свежий воздух, встряхнуть хорошенько за плечи и задать один только вопрос: что ты задумала? твои провокации не привели бы ни к чему хорошему, еще одно случайное касание, еще одна ужимка, еще один наклон головы поближе к нему - и я бы не справился, не проконтролировал бы бушующие внутри эмоции, и знаешь, сейчас мне кажется, что именно этого ты и добивалась. ты была пьяна, - выходит резче, чем планировалось, грубее; машина продолжает скользить сквозь улочки, теряется между фонарными столбами и едва ли не прижимается к обочинам, пока я поворачиваю голову к тебе и начинаю, наконец, отвечать на все твои обвинения. мне хочется возмутиться, поставить тебя на место, попрекнуть - ты ведь сама добивалась этого, верно? ты сама отказалась от моей любви, милая, сама ясно дала понять - она не нужна тебе, она тебе никогда не понадобиться, и я сделал все, чего ты так хотела. я остался для тебя другом, опорой, поддержкой - кем угодно, только бы иметь возможность быть рядом. я научился контролировать себя и свои желания, смог взять иррациональное под контроль, но тебя теперь и это не устраивает, я не знаю, не понимаю, чего ты хочешь, и начинаю из-за этого закипать. я не хотел, чтобы ты жалела, - я отворачиваюсь, потому что смотреть на тебя выше моих сил. и я ушел, чтобы дать тебе время обо всем подумать. а ты, вместо этого, решила сделать выводы.

[indent] не мне тебя судить, тиана, но разве так поступают взрослые люди? мы живем в современном мире, а я не из тех, кто давит, пытается подчинять и доминировать; я рос в патриархальной семье, но я знаком с уважением, особенно - к женщинам. я видел, как отец относится к матери, как оберегает и опекает ее, как защищает от невзгод, как подставляет плечо в нужный момент; я видел, как он боготворит мою сестру, как выворачивается наизнанку, чтобы ей угодить и воплотить в реальность любую ее прихоть, но все это работает по обоюдному согласию и этот механизм - двусторонний. мой отец не умеет читать мысли и не всегда знает, в какой момент и что именно ему нужно сделать, и он наверняка не предпринимал бы никаких попыток проявить себя, если бы не было разговора: взрослого, спокойного, на равных. мама никогда не умалчивала о том, что ее терзает, волнует или пугает; она говорила напрямую, не выжидала момент и не подбирала ситуацию, она позволяла своему мужу решать свои проблемы и была за это благодарной, и я, наверное, на подсознательном уровне ждал от тебя того же. надеялся услышать хоть что-нибудь, кроме пьяных признаний в интимном полумраке комнаты; рассчитывал на беседу на трезвую голову, чтобы потом без сожалений и стыдливого отвода глаз в сторону. тебе достаточно было просто посмотреть на меня по-другому, не так, как обычно, не так, как на всех; тебе достаточно было заикнуться - и я не требую большего, не прошу, потому что готов все сделать сам. все, но только не лезть в твою голову и не вытягивать клешнями из тебя информацию, не вестись на пьяные признания и не принимать всерьез горячечные шептания о любви в не самый уместный момент. ты бы и сама мне не поверила, скажи я это, вдавливая тебя в застеленный черной простыней матрас; ты бы и сама пропустила все слова мимо ушей, говори я их во мраке спальне, любуясь твоими раскрасневшимися щеками и судорожно вздымающей и опускающейся грудью; так чего ты ждала от меня в тот момент? я всего лишь не дал нам упасть на самое дно, уберег и тебя и себя от ошибок, а теперь оказываюсь виноватым. я дал слабину - я завелся от твоих легких касаний, от дьявольской улыбки на алых губах, от рук на своей шее, и даже если бы ты придушила меня той ночью, я бы не сопротивлялся, все тонул бы в глубине черных зрачков и требовал бы большего. грустно только, что я и с этим готов смириться, потому что переступить через гордость и наступить на горло собственной песне не жалко. только если это ради тебя.

[indent] мы, наконец, доезжаем. я паркуюсь аккурат напротив дома, блокирую двери и смотрю на тебя сквозь воцарившуюся темноту. не видно практически ничего, кроме волнующего блеска оленьих глаз; провожу ладонью по лицу, а потом зарываюсь пальцами в волосы, испускаю судорожный выдох и начинаю говорить. пришла пора расставить все по своим местам, молчать и искать отговорки больше нет смысла, ведь мы оба знаем гораздо больше, чем следовало бы, и этим вечером нужно расставить все точки над i, и либо порвать окончательно, либо перейти на новый этап наших отношений. понятия не имею, что ты выберешь, и даже не строю ложных надежд, потому что они, как правило, не всегда себя оправдывают. я отстегиваю ремень безопасности, чуть отодвигаю сиденье от руля и откидываюсь на его спинку полностью, сползая немного вниз. облизываю пересохшие вмиг губы, испытываю волнение, и все же начинаю: ничего не изменилось, тиана, я все еще продолжаю тебя любить, не смотрю на тебя больше, отворачиваюсь к противоположному окну, потому что так говорить гораздо проще, и я, по правде говоря, даже не знаю, что может это изменить, - потому что ты идеальная. потому что мы как будто друг под друга вылеплены. я не могу утверждать это наверняка, но уверен, что не разочаруюсь, уверен, что все так, как я себе представляю, иначе бы кто-нибудь уже заменил мне тебя. я не сентиментален, я не однолюб, а потому испытать любовь с первого взгляда мог бы к кому угодно, если бы только тебя не было в моей жизни. и я не отталкивал тебя. считай, дал возможность хорошенько все обдумать. ну, или забыть. а теперь, - замки тихо щелкают, открываясь, разблокировывая двери. я тянусь в твою сторону, урезая безжалостно и без того мизерное расстояние; замечаю, как ты, замерев, не пытаешься отодвинуться, но и не тянешься навстречу. опускаю взгляд ниже, разглядываю приоткрытые в удивлении губы, наверняка все такие же мягкие - я помню их вкус, и вкус твоей помады - тоже; облизываюсь непроизвольно, а потом, как ни в чем не бывало, открываю бардачок и вытаскиваю початую пачку сигарет и тонкую металлическую зажигалку: кажется, какой-то из подарков терезы. она на дух не переносила эту пагубную привычку и постоянно возмущала, только учуяв запах табачного дыма. сильнее ее раздражали только одноразовые зажигалки и спичесные коробки, валяющиеся то тут, то там; подарок - приятный, а главное, полезный, всегда под рукой, служащий напоминанием о хороших временах моей жизни и порой скрашивающий скуку или ожидание. сейчас же я, вытянув одну сигарету и зажав ее между зубами, возвращаю пачку на место, захлопываю крышку бардачка и отодвигаюсь от тебя. вместо того, чтобы опустить стекло, я открываю дверь, и перед тем, как выйти из автомобиля, смотрю на тебя пристально, серьезно, без усмешек и ужимок. ты можешь уйти, и мы больше не вернемся к этому разговору. или можешь пригласить меня к себе, - и выбор только за тобой. я смирюсь с любым, приму его и может быть действительно отступлю, если ты этого захочешь. хлопаю дверью, вздрагиваю от пробирающегося под воротник расстегнутой рубашки ветра и закуриваю, разглядывая затянутое сизыми тучами ночное небо. я правда не собираюсь тебя торопить: ты можешь сидеть внутри и думать столько, сколько тебе потребуется; я не хочу, чтобы ты принимала поспешное решение, не хочу, чтобы ты пожалела об этом, потому что я, хоть и не однолюб, но все еще несколько консервативен, и отношения длиной в пару ночей или, о чудо, в несколько недель - не моя история. я не хочу привязываться к тебе еще сильнее, чтобы или попытаться, чтобы только распробовать и привязаться, а потом порвать, остановиться на полпути и сжечь все мосты без возможности дать друг другу очередной второй шанс. я не претендую на твою руку, не прошу твоего сердца и не готов давать обещания быть с тобой всю жизнь, ведь такими словами не следует разбрасываться, ведь слова, по сути дела, в наше время практически ничего не значат, но если ты позволишь, если ты дашь хотя бы один процент на надежду, что у нас все получится - я покажу, докажу тебе, чего стою я, чего стоит моя любовь.

[indent] наверное, это даже забавно, ведь после тебя первой обо всем узнала тереза. она позвонила мне среди ночи по видео-связи, с патчами под глазами и собранными в высокий пучок волосами, обильно смазанными маской, потуже затянула пояс своего махрового халата и налила в бокал на высокой ножке вишневый сок, потому что не собиралась пить и распускать, как она сказала, нюни. я тоже не собирался, и даже на звонок не сразу ответил, а тупо пялился в экран и на часы, пытаясь понять, действительно ли это происходит наяву. после нашего разрыва, случившегося прямо перед алтарем, мы так и не поговорили, не попрощались по-человечески и не пересеклись ни разу. она, что не удивительно, умышленно игнорировала любую попытку встретиться, не отвечала на сообщения и даже не прочитывала их; ты просила дать время, чтобы остыть и осознать случившееся, сама понуро голову клонила и не старалась не вспоминать случившееся. кажется, все это не угнетало только меня, и я, наконец, почувствовал себя свободным. но тереза действительно звонила - настойчиво, продолжительно, и мне пришлось ответить, разлепляя глаза после непродолжительного сна. я не знал, о чем она захочет поболтать. думал, начнет задавать стандартные вопросы, а потом обвинять в том, что я сломал ее жизнь, но ничего из этого не произошло. да, она действительно задавала вопросы, но мягко, с участливой улыбкой и любопытным блеском в глаза, а когда я, откровенно плавая, пытался уйти от неудобного разговора, заявила вдруг, что она нашла кое-кого. предсказуемо повисло молчание, терри смотрела выпытывающе, не сдерживала больше просящуюся на губы широкую улыбку и смущенно бурчала что-то о том, что я должен был узнать первым, чтобы понимал - она продолжает жить, не зацикливается, и мне не следует. я пытался оправдаться, отмахнуться от этой нелепой заботы, но все же соглашался с ней, ведь она была права: я бежал от проблем и недосказанности, ограничивал себя в правде и искренности, и все это настолько переполняло, настолько напрягало изо дня в день, что тем вечером я сдался - и вывалил все как на духу. тереза слушала внимательно, не перебивала, кивала головой и потягивала через трубочку свой сок, удивленно вскидывала брови и заламывала пальцы, пока не подпирала руками острый подбородок. я ждал осуждения. готовился, как грешник на покаянии, вымаливать прощения за содеянные грехи, но не получил ни капли упрека в своей адрес и пытался только понять, почему она остается такой спокойной, не решался задать вопрос и все ждал хоть какого-то ответа, а тереза только пожала плечами, опустила взгляд в пол и вновь начала говорить - медленно, размеренно, словно убаюкивала, философски рассуждала о судьбе и ее влиянии на жизни людей, о том, что благодаря нашему разрыву познакомился с рэймондом и полюбила его в рекордно быстрые сроки. мы поменялись местами, теперь я слушал и кивал головой время от времени, радуясь за нее и нисколько - к собственному удивлению - не ревнуя. наверное, все действительно произошло так, как и должно было: совместный брак нам наскучил бы практически сразу, но ни один из нас не сделал бы шаг к разрыву, не заговорил бы о разводе, потому что мы - слишком похожи, практически одинаковые в своем упрямстве и стремлении идеализировать абсолютно все в этой жизни. она бы разлюбила меня, я - ее, но продолжал бы возвращаться после работы домой, продолжал бы целовать ее в макушку, сжимать крепко плечо и интересоваться, как прошел очередной день, ничем не отличающийся от предыдущего. мы бы завели детей - одного, может двоих, и искали бы утешение в них, и неизменным осталась бы не только эта глупая привычка цепляться друг за друга; но и привязанность к тебе, болезненная и неправильная в одном только своем существовании.

[indent] сигарета дотлевает в пальцах. я стряхиваю пепел прямо под колеса машины, делаю последнюю затяжку и прицельно отправляю бычок в стоящую практически под фонарем урну. достаю из кармана штанов ментоловую жвачку, разворачиваю пластинку и избавлюсь от фольги так же, как от окурка мгновениями раньше; собираюсь было вернуться в теплый салон, пропахший твоими духами - сделать это действительно понадобиться, и я не знаю, для чего: либо заглушить мотор, либо убраться отсюда, возможно, навсегда. открываю дверь, заглядываю внутрь и жду твоего ответа, замечаю, как ты сама тянешься к дверной ручке и молчу, гипнотизирую твои пальцы пристальным взглядом и не силюсь оторваться от них. сердце в груди заходится в бешеном темпе, но сначала пропускает один, второй, третий удар, подскакивает к самому голу и замирает, прежде чем сорваться вниз, к желудку. ты не смотришь на меня, я вновь облизываю пересохшие губы, замираю, когда дверь открывается и ты выходишь из машины. кажется, будто нам этом - все, будто ты ставишь точку, окончательно и бесповоротно разочаровавшись либо во мне, либо убедив себя в том, что события той ночи действительно плод твоего помутненного алкоголем рассудка. и я не знаю, о чем думать: радоваться своей выдержке или сокрушаться, ведь не сохрани я между нами дистанцию, не останови тебя вовремя - у меня было бы хоть что-то. хоть что-то кроме этой холодной, нисколько не обнадеживающей тишины. я тянусь к ручнику, чтобы тронуться с места, как только ты выйдешь, включаю поворотник, готовый отъехать моментально, с пробуксовкой, как герой драматического фильма, но ты тянешь, будто сомневаешься, и я не тороплю. нервничаю, барабаню пальцами по обивке руля, смахиваю кивком головы лезущие в глаза отросшие волосы и жду, жду, жду, но ничего - абсолютно ничего не происходит.