[indent] фрэнк крутится перед высоким зеркалом на узких коротких ножках, застегивает манжеты на выглаженной белоснежной рубашке, поднимает накрахмаленный воротничок и растягивает губы в улыбке, больше похожей на оскал, пока я прижимаюсь со спины и упираюсь лбом меж острых лопаток под натянутой тканью, не отвлекая. однако, фрэнк все так же напряжен: между его бровями, практически сошедшимися на переносице, залегла глубокая складка, он поворачивает голову влево, потом - вправо, а потом выдыхает мученически и стонет недовольно сквозь зубы, прежде чем развернуться в моих объятиях с удерживаемыми между пальцами концами длинного щегольского галстука. я перехватываю тонкие полосы ткани и справляюсь куда быстрее, пока он замирает. его ладонь опускается на мое бедро и ненавязчиво сдавливает, сжимает и оглаживает, а сухое дыхание практически опаляет мочку уха, и от шеи до поясницы непроизвольно бегут ровным строем мурашки. контраст температуры в комнате и тела фрэнка заставляет передернуть плечами, отодвинуться и вернуться к заправленной постели. из открытого окна тянет холодный морозный воздух, ожидаемое потепление никак не доберется до города. я беру в руки отложенный недавно телефон и открываю последний чат в мессенджере, прежде чем кровать прогибается под чужим весом. сегодня все в силе? я могу заехать за тобой в семь, - он зачем-то сверяется с часами, надетыми на широкое запястье, хмурится, будто что-то вспомнив, и поворачивается корпусом ко мне, ожидая ответа. а я не особо понимаю, о чем речь, ведь на сегодняшний вечер у меня совершенно иные планы. у дженни начались каникулы, и вместо того, чтобы уехать с одноклассниками в небольшое путешествие, она решила остаться дома и провести как можно больше времени со своим отцом, чтобы провести время с тобой. я возвращаю взгляд в экран телефона, смотрю на дату и кусаю губы, понимая, что облажалась: сегодня ведь очередной юбилей родителей фрэнка, на который мы планировали ехать вместе: как прошлом и позапрошлом году, и я не особо этого хочу, потому что они не смогли принять ни меня, ни моего ребенка. его мать едва сдерживается от едких комментариев и постоянно говорит о том, что наши отношения - одолжение с твоей стороны, акт милосердия, ведь кому нужна малолетняя мать-одиночка, верно? и она права. осознание этого ранило раньше, задевало ущемленную гордость и требовало ответить так же остро, но фрэнк всегда сжимал руку под скатертью крепко и предупреждающе качал головой из стороны в сторону, немым укором заставлял глотать обиду напополам с невысказанными словами. он не противился воле матери и вполне возможно разделял ее мнение на мой счет, и мы часто ругались из-за этого; ссоры в принципе частое явление в этом доме, и в последнее время их становится все больше и больше. он никогда не заступался за меня и не пытался хоть как-то осадить пыл своей склочной матери, напоминал мне об уважении и я не понимала, честно не понимала, почему он не пытается хоть как-то сгладить этот разросшийся конфликт. и, да. я честно планировала поехать с ним и даже выбрала подарок для нее и ее мужа, куда более спокойного и рассудительного, но возможность пропустить неприятную встречу неожиданно греет душу. я перевожу дыхание, поднимаю взгляд, но смотреть на сидящего рядом фрэнка не решаюсь. прости, я совсем забыла, - я опускаю телефон на покрывало и сжимаю ладони, цепляюсь пальцами за пальцы, зная, что ждет меня дальше. фрэнк усмехается недобро, поднимается на ноги и идет к шкафу. снимает с вешалки пиджак и накидывает на плечи, застегивает две пуговицы и сбрасывает с рукавов невидимые и несуществующие пылинки. сейчас только три. ты успеешь собраться, - он не ждет отказа и не потерпит его, а я не готова дать что-то иное. конечно, можно изменить собственные планы, мне ведь не привыкать, вот только дженни не поймет. с прошлых выходных она все никак не успокоится и каждый божий день говорит о тебе, не выпускает из пальцев новенький телефон и едва не визжит, когда ей звонит не кто-то из друзей, а ты, по утрам и вечерам, чтобы пожелать доброго утра или спокойной ночи. малышка не воспринимает фрэнка никак, а его родителей - тем более, и вечеру в токсичной компании она предпочтет твою - с радостью, и я, определенно, собираюсь позволить ей остаться дома. но не могу оставить тебя с ней наедине, а потому сказать кому-то нет все же придется. клайд хотел приехать к дженни сегодня, я не могу поехать с тобой, - я все еще не смотрю на мужчину напротив, потому что он предсказуем в своих действиях и эмоциональных порывах: хмыкает, чертыхается и бормочет себе что-то под нос, что-то, в чем я улавливаю едва разборчивое 'а к дженни ли он приедет?' и едва не захлебываюсь в возмущении, чувствую, как кровь приливает в лицу и окрашивает бледные щеки в розовый. между нами ничего нет, о чем ты вообще говоришь? - я все же встаю с постели, бросаю короткий взгляд на дверь, убеждаясь, что она закрыта, и скрещиваю на груди руки, не решаясь сократить между нами расстояние. ответ фрэнка припечатывает, бьет под дых и является самым очевидным  - ровно наполовину, ровно до тех пор, пока он не продолжает, не заканчивает свое предложение, и чем дольше он говорит, чем скорее приближается к концовке, тем ниже становится его голос. я теряю всякий пыл, мне нечем крыть и нечем оправдываться, я понимаю, что он имеет право злиться, но не понимаю, зачем это, ведь фрэнк меня не любит, а я не люблю его. между нами нет страсти, нет нежности, нет ничего, кроме удобства и взаимной заботы. он знает обо ровно столько, сколько я позволяю ему знать; он не требует чего-то большего и никогда ни к чему не принуждает; он обеспечивает меня и моего ребенка; он никогда не претендовал на роль отца и с облегчением выдохнул, когда я сказала вдруг, что собираюсь рассказать дженни о тебе все, что смогу и все, что стоит рассказывать. я не прошу внимания и верности, и я не сомневаюсь в том, что у фрэнка есть кто-нибудь на стороне; и я не имею ничего против этого. иногда мне хочется предложить  ему поставить точку, разбежаться и зажить своими жизнями, но я так привыкла к компании, что боюсь одиночества: его в моей жизни было достаточно. между вами ребенок, бонни, - шепчет мужчина напротив, и я решаюсь посмотреть на него. он трет лоб пальцами, а потом сжимает ладони в кулаки, глядя в пол, - и как бы ты ни противилась, рано или поздно ты сама сдашься. все свободное время ты посвящаешь ему, каждые выходные проводишь с ним, а не со мной, - и мои брови поднимаются в удивлении, поскольку он никогда не был против и порой сам оставался с клайдом, чтобы присмотреть за джении, но сейчас я улавливаю что-то еще. и это мне абсолютно не нравится, ведь эта ревность неуместна. ты только и делаешь, что говоришь о ваших планах. правда думаешь, что между вами ничего нет? - его голос дрожит, он весь - оголенный напряженный нерв, и я не успеваю даже открыть рот, чтобы оправдаться. не успеваю, потому что дверь резко открывается, а затем захлопывается с силой, и все, что я слышу - торопливый стук по ступенькам. фрэнк покидает свой дом, в котором я всегда чувствовала себя чужой, садится в машину и срывается с места в карьер, буквально сбегая. дверь в спальню тихонько приоткрывается и кроха в сиреневом платьице заглядывает в щель. я сажусь на скамью у изголовья кровати, раскрываю руки и девочка несется на всех парах, привлекаемая в объятия. она устраивается поудобнее на моих коленях, прижимается головой к плечу, а я утыкаюсь носом в ее затылок, вдыхая мягкий теплый запах. от дженни все еще пахнет молоком и злаками, как от грудничка. мы через все прошли вместе, и она была и будет главным, что есть в моей жизни. все мои решения крутятся вокруг нее, что делаю я - все для нее и ради нее. я люблю ее так сильно, что задумываюсь порой - смогу ли я встретить хоть кого-то, кто полюбил мою дочь так же, а потом невольно осекаюсь, ведь такой человек уже есть, и это ты - причина всех моих страданий. к сожалению, абсолютно все вокруг напоминает мне о тебе, а еще о том, что ты сделал и как поступил. наверное, решение остаться в этом городе было худшим из всех возможных. прогуливаясь по узким улочкам, я не могу не думать о том, как по ним прогуливались мы, сбегая под покровом ночи из родительских домов, когда только начали встречаться и пытались распробовать зарождающиеся отношения на вкус. проезжая одними и теми же маршрутами, не могу не думать о том, как проделывала тоже самое с тобой, и все было хорошо - ничто не предвещало беды и я мы редко размышляли о будущем, наслаждались друг другом и ценили каждое мгновение. я видела тебя во всем и во всех весь первый год твоего отсутствия, не решалась избавиться от присвоенных себе твоих вещах, не решалась избавиться от общих фотографий и маленьких подарков; не говорила о тебе ни с кем и продолжала надеяться, что все это - дурной сон, что ты развеешь его своим присутствием и вернешься ко мне. но этого не происходило, ты не возвращался и все должно было наладиться, рано или поздно - я хотела верить хотя бы в это. до сих пор я пытаюсь убедить себя в том, что мне все равно - во всяком случае, сейчас. но сердце ноет, плачет. мне не все равно - вот, в чем правда - и никогда не будет. за толщей обиды и боли, за тоннами злости и разочарования теплится любовь. я пытаюсь выдернуть ее с корнем на протяжение которого года, уничтожаю ее, чтобы она не расцветала каждый раз пряным бутоном каждый раз, когда ты пересекаешь порог моего дома и улыбаешься холодно. гораздо позже - успокоившись и выплакавшись, я вдруг поняла четко: ты мне ничего не обещал. ты никогда не давал никаких надежд. я сама ожидала большего, чем ты когда-либо мог мне дать. я романтизировала твой образ и наши отношения, но это нормально, да? мы часто романтизируем тех людей, которых любим. дженни, замершая на моих руках, ничего не говорит. ее дыхание выравнивается и я понимаю вдруг, что она уснула, вымотанная играми. я поднимаюсь вместе с ней, спускаюсь на первый этаж и оставляю девочку на широком диване, чтобы занять себя чем-нибудь до наступления вечера.

[indent] в половину седьмого раздается продолжительный звонок в дверь и я отрываю взгляд от книги, за чтением которой потеряла счет времени. ужин давно готов и стол накрыт - как обычно, на три персоны. только сегодня место напротив будет занято не фрэнком, и это странно. это - неправильно - из раза в раз пускать тебя на порог этого дома, проводить с тобой столько времени и делать частью наших жизней настолько активно. наверное, он прав; его злость не было беспочвенной, не была эгоистичным порывом, не была ревностью, как мне показалось, и за собственную агрессию становится стыдно. чем ближе момент встречи с тобой, тем четче я ощущаю, как кренится под неправильным углом моя жизнь, как опасные повороты появляются одним за другим, и как все сложнее и сложнее становится вовремя нажать на тормоз. мне стоит позвонить фрэнку прямо сейчас - позвонить и извиниться, передать поздравления его родителям и даже поговорить с его матерью, возможно, насколько хватит терпения, но я не делаю это, и сама не знаю, почему. откладываю в сторону книгу раскрытыми страницами вниз, чтобы вернуться к чтению после еды, не оборачиваюсь на несущуюся вниз дженни и иду к входной двери, зная, кто за ней. открываю, не медля больше, и кажется, вовремя: ты так и замираешь с занесенной для стука рукой, смотришь, как обычно, прямо и без утайки, и от твоего взгляда не по себе становится. тоже, как обычно. темный взгляд вспарывает не хуже лезвия острого ножа. если бы я была романтичной хоть на каплю, обязательно сказала бы, что на самом дне карих глаз что-то есть, таится какая-то опасность и плохо скрываемая тоска, но я ничего не вижу, и видеть не хочу. я только ежусь под пристальным вниманием, отхожу в сторону и закрываю за тобой дверь, как только ты переступаешь порог дома. девочка - твоя точная копия (порой я поражаюсь вашему сходству и не удивляюсь тому, что так и не смогла стереть твой образ из воспоминаний) - мнется за мной, жмется, хватается за подол длинного теплого кардигана, ждет, пока ты разденешься и пригласишь ее в объятия, и я не смею мешать вашей идиллии. ты что-то говоришь ей на ухо, я не могу разобрать слов, когда отворачиваюсь и иду в сторону кухни; дженни смеется, заливается хохотом и из сонной клуши превращается в самого бодрого и активного ребенка на свете за доли секунд. краем глаза я замечаю, как она тащит тебя в сторону гостиной - дорога на второй этаж тебе закрыта, в вашем распоряжении только гостиная, и все мы привыкли к этим правилам. я поглядываю на уже накрытый стол, подумываю о том, чтобы убрать приборы на третьего, но это уже перебор, ты ведь не изверг какой-то; мы собирались ужинать. если хочешь, - я даже не оборачиваюсь, знаю, что ты смотришь и слушаешь, потому что ты всегда смотришь и слушаешь, можешь составить нам компанию, - отодвигаю стул и дженни, позабыв про тебя, несется к нему, забирается и хватается за вилку в ожидании горячего. мне начинает казаться, что ты не примешь предложения и останешься там, ютиться на диване в ожидании ребенка, но этого не происходит, и я, наверное, рада? на смену радости очень быстро приходит злость, и я сжимаю стакан с соком - в этом доме нет места алкоголю - слишком сильно, стоит только представить, что так могло быть всегда. что мы могли бы проводить так каждый вечер, каждый божий день, если бы ты сделал другой выбор, если бы ты дал мне хотя бы один шанс. эмоции накатывают постепенно, удушающими волнами, и я практически залпом выпиваю весь сок, лишь бы потушить тлеющий огонек где-то в самом центре грудной клетки. успокоиться не получается, я пялюсь в свою полную тарелку и даже не могу прикоснуться к еде, чувствуя ком, вставший поперек горла. почему-то хочется расплакаться от несправедливости жизни, хочется прямо сейчас дать волю всему и выплеснуть все, не сдерживаясь, но я не имею на это право. груз ответственности давит, справляться с ним все сложнее, и мне тошно - от тебя, от тебя, от того, как поступаю с фрэнком, допуская мысль, что хочу тебя рядом с собой до сих пор. вот только ты не хочешь, это я знаю наверняка. если бы хотел - не оставил бы меня; не позволил бы пройти через все в одиночестве, но тебе было плевать и твои дружки, от которых не осталось ни следа, твоя дурная компания значили для тебя гораздо больше. и знаешь, я бы смирилась с тем, что ты меня не любишь (что ты, возможно, не любил никогда) - я это и сделала, но мне было страшно. моя жизнь менялась, она начала меняться задолго до рождения дженни. я думала об аборте постоянно, даже записывалась к врачу стабильно раз в неделю, но отказывалась от этого в последний момент; сейчас я не могу представить свою жизнь без нее и рада, что мне хватило ума не допускать очередную ошибку, потому что она - единственное, что напоминает мне о тебе, единственная, кто не делает больно. несмотря на все то, что между нами произошло, я не собиралась выдумывать истории, чтобы взрастить в дочери ненависть к тебе. хотя порой хотелось, очень. но это было нечестно; об этом постоянно говорила солар, об этом говорил стив, и я не понимала их, не понимала, почему они могут быть настолько глупыми и добросердечными, почему они продолжают видеть в тебе хоть что-то хорошее. ты не заслужил. но я следовала им советам и говорила практически чистую правду. я говорила о твоей любви и о том, что когда-нибудь вы встретитесь; я бы даже показывала ей наши совместные фотографии, но я избавилась от всего - не сразу, спустя год - и не жалела об этом, потому что не было соблазна забрать свои слова. ты ведь помнишь, что я сказала тебе в последнюю нашу встречу? я не буду тебя ждать, и я не ждала. убеждала себя и окружающих в этом так активно, что в конечном итоге это даже стало правдой. ты с легкостью уничтожил во мне веру в людей и во что-то светлое, я была вынуждена стать крайне осторожной, раскрывалась медленно, боясь наступить на те же грабли и обжечься вновь; и я тщательно формировала свое окружение, никогда не позволяя себе переступить незримую черту близости, которую сама же и провела, и сейчас все кажется неважным. сейчас я и сама хочу эту черту переступить, а потом стереть - раз и навсегда, но клайд, к счастью я понимаю, что оно того не стоит. фрэнк не прав абсолютно: ты действительно приезжаешь к дочери, и я тоже права - между нами действительно, кроме нее, ничего нет, так что мне нужно успокоиться и научиться держать себя в руках в твоем присутствии. я понимаю это, принимаю и признаю, но почему же сердце вместо привычного ритма стучит о ребра тяжело, будто свинцовое; почему минуты замедляют бег и растягиваются до бесконечности? почему твое нахождение рядом - так близко - пьянит и выбивает из головы крупицы трезвости? я даже не замечаю, как вы заканчиваете с ужиной, в то время как я так и не смогла заставить себя поесть. дженни слезает со стула, убирает за собой посуду в раковину, обходит стол и тянет тебя за руку за собой - в гостиную. я все так же не отрываю голову от тарелки и не обращаю на вас никакого внимания. сижу так еще какое-то время, а потом, перекинув через спинку свободного стула кардиган, ставший ненужным, принимаюсь за уборку. она должна помочь привести чувства и мысли в порядок, но выходит это из рук вон плохо. время от времени я поглядываю в вашу сторону, чтобы сдержать скупую улыбку от увиденного: вы души друг в друге не чаете, и я так хочу спросить - неужели оно того стоило, клайд? неужели торчать в сырой тюремной клетке лучше этого?
[indent] книга так и остается лежать открытой и нетронутой. я остаюсь на кухне, чтобы не мешать вам и не отвлекать, и не сразу замечаю, что возня стихла. гипнотизирую экран телефона, будто это что-то изменит, но сообщение остается непрочитанным, а звонки проигнорированными. либо фрэнку настолько весело или некогда, либо он по-настоящему зол. я переворачиваю телефон экраном вниз и отключаю звук: хуже точно не будет - и поворачиваюсь. сердце пропускает очередной удар, а потом пускается в медленный пляс, обливаясь кровью усерднее, чем обычно. вымотанная играми, дженни вырубилась прямо на диване: сложила под пухлой щечкой ладошки, приоткрыла круглый ротик, поджала коленки и спит, утыкаясь носом в мягкую обивку. ты сидишь рядом - устроился на полу, подпер татуированной рукой голову и смотришь на нее, перебирая распущенные темные волосы, наверняка думая о чем-то своем. я перевожу взгляд на часы и удивляюсь тому, насколько быстро пролетело время и насколько ты задержался. сейчас  - начало одиннадцатого, и ребенок навряд ли проснется до утра, а значит и тебе пора уходить. чем быстрее, тем лучше. я не встаю с насиженного месте, разглядываю твой профиль и поджимаю губы, облизываюсь, прежде чем начать говорить. уже поздно, - ты не реагируешь никак, может, не расслышал, и я продолжаю чуть громче, вызвать тебе такси? - потому что я не хочу, чтобы ты задерживался еще хотя бы на минуту. потому что я хочу продолжить упиваться своей горечью и своим одиночеством. потому что я хочу наблюдать за тем, как рушится моя жизнь, делая вид, что все в порядке. ты поворачиваешь голову - и вновь смотришь прямо, в упор. и я смотрю так же, потому что степень моего отчаяния набирает небывалые высоты. я не умею разговаривать о проблемах. не умею обнажать свою душу, делиться тем, что меня волнует, и если перспектива поговорить с фрэнком пугала, то возможность разговора с тобой вселяла ужас. что я могу тебе сказать, если ты захочешь что-нибудь спросить? что сердце заходится каждый раз, когда пересекаемся случайно взглядами? что не могу отделаться от мыслей о том, что все могло сложиться иначе? потому что есть в тебе что-то такое, что раз за разом притягивает меня, притягивало на протяжении долгих лет, пока я была в тебя влюблена. я тянулась, бежала за тобой и падала, разбивая в кровь колени и ладони, поднималась и тянулась вновь - бесконечный замкнутый круг - и когда мне показалось, что я схватила тебя за руку, оказалась чуть ближе, ты оттолкнул так сильно, что складывалось впечатление: у меня не хватит сил подняться. но я должна была, и другого выбора у меня попросту не было. одним своим присутствием и существованием ты словно создаешь любовь, которую я с таким усердием убивала в себе, выдирала из сердца, словно ненужный сорняк, вновь пробивается, накрывает с головой и тянется вперед - к тебе - всеми силами. почему-то сейчас, когда фрэнк сказал все, что хотел, а ты сидишь на полу в просторной гостиной, и между нами ничтожные метры - это ощущается сильнее. возможно, из-за слов солар о том, что я должна дать нам второй шанс (как будто тебе он нужен), возможно, потому что я по-настоящему истосковалась по тебе, но это не имеет никакого значения уже четыре года. долгие четыре года, за которые ты успел измениться. глядя на себя в зеркало, я вижу только новые морщинки и опущенные уголки рта; улыбаться в последнее время выходит не часто. глядя на тебя, я вижу как будто совершенно другого человека: ты изменился, что-то надломилось в тебе и в твоем характере. ты стал более замкнутым и молчаливым, а может, ты такой только в моей компании; но большие изменения коснулись внешности, и если я замечаю, как увядаю с каждым годом без должного внимания, ты - расцвел. как будто не отсиживал свой срок, а прописался в тренажерном зале, превратив свое тело в гребанную скульптуру; из лица ушла округлость и мягкость, вся подростковая непосредственность, на смену - заточившиеся скулы и острая линия челюсти; черные волосы отрасли, и мне хочется - ты даже не представляешь, как сильно хочется - почувствовать их, сжать между пальцами; приласкать; ты выглядишь иначе, но все так же хорошо, все так же привлекательно, и это тоже сводит меня с ума, потому что все, что я имею - только возможность смотреть со стороны и представлять, что все могло сложиться иначе. но, увы, не сложилось.

[icon]https://i.imgur.com/FucV15Z.gif[/icon][sign]♥[/sign][nick]Bonnie Tashwood[/nick]