[float=left]i       w   i   s   h       t   h   i   s       w   o   u   l   d       b   e  
o   v   e   r       n   o   w

                                     b u t   i   k n o w   t h a t 
i still need
y o u   h e r e[/float]мне хочется наклониться к тебе поближе, отодвигая в сторону наполненный водой стакан, и тихо-тихо, так, чтобы разобрал все слова один лишь ты, сказать: «знаешь, марко, всем надоело возиться с тобой и решать твои проблемы», потому что это чистая правда: твоя мать не претендует на звание лучшей из лучших, не строит из себя великую добродетель, не играет прекрасную роль на глазах общественности и не дергает меня за ниточки, как марионетку, используя в нужные для нее часы - она действительно беспокоится, она на самом деле переживает за тебя и единственная причина, по которой сейчас здесь сижу я, а не она - твое гадкое поведение. ты не достоин своих родителей: я бы сказала тебе это так хладнокровно, как только смогла бы, разглядывая твое отекшее лицо немигающим взглядом; ты не достоин быть сыном таких замечательных людей и лучше бы у них был кто-нибудь другой, но, к сожалению, фамилию своего отца носишь все еще ты, а судьба не была благосклонна и не одарила их еще одним ребенком - на замену такому бракованному тебе; мне хочется сказать: «знаешь, марко, ты ведь заигрался. прожигаешь свою жизнь и не думаешь о последствиях», потому что это тоже - чистая правда, неоспоримая, и тебе останется только сжать широкие ладони в кулаки до тех пор, пока костяшки не побелеют, пока гладкие ободки твоих бесконечных колец не вопьются в нежную бледную кожу; тебе останется только ухмыльнуться недовольно и отвернуться, выискивая нашего официанта чтобы заказать что-нибудь гораздо крепче холодного кофе и влить в себя залпом - не знаю, может, для храбрости, может, чтобы поскорее забыть мои слова, может, чтобы забыться в принципе - ведь именно этим ты и занимаешься последнее время, употребляя все, к чему имеешь доступ. то есть, ко всему. ты действительно не думаешь ни о ком из окружающих: ни о своих друзьях - я имею в виду настоящих друзей, которым не поебать, которые беспокоятся о тебе, которые пытаются оказать давление на тебя и влияние, и у которых ни-хре-на не получается, ведь ты, упертый твердолобый баран, и слушать их не желаешь; тебя плевать на то, что сеньора арройо подсела на успокоительные так же, как ты на колеса, а твой отец пристрастился к табаку не слабее, чем ты к льющемуся рекой алкоголю; тебе плевать на меня, ведь даже сейчас ты ведешь себя как несносный ребенок и демонстрируешь мне очередные капризы, глубоко обиженный моим ледяным спокойствием. мне хочется сказать: «знаешь, марко, ты винишь во всем кого угодно, но только не себя, потому что ты чертов трус», и это факт. это тоже правда, мы оба это знаем; ты предпочитаешь легкий из путей, идешь по накатанной и протоптанной моим покойным братом дорожкой, имея при себе кредитки и стодолларовые купюры, свежие и гладкие, будто только со станка. мне кажется, еще чуть-чуть - и ты заткнешь руками уши, лишь бы не слушать меня, и начнешь мотать головой из стороны в сторону, параллельно что-то бубня и не позволяя до тебя достучаться ни одним из гуманных способов, до тех пор, пока я не сдамся. а рано или поздно это произойдет обязательно, я не железная, моего терпения не хватит на вечность и оно уже, я тебе скажу, на грани иссякнуть: этот метафоричный сосуд практически опустел и я не знаю, какие силы заставляют меня сидеть на месте и слушать все то, что ты говоришь. слушать, и все еще молчать. наверное, схватиться за стакан и вылить его содержимое тебе на голову или прямиком в лицо не позволяет воспитание: в конце концов, я никогда не была истеричкой и всегда пыталась разрешать любые конфликты исключительно словами; да и к тому же здесь уже многолюдно, привлекать постороннее внимание мне хочется меньше всего, это входит в твою прерогативу - поражаюсь тому, насколько ты дерганный, и невольно сравниваю с франциско. он, в поисках очередной дозы, и сам сидел, ходил и даже лежал как на шарнирах, постоянно крутился на одном месте и безостановочно водил шальным взглядом по сторонам. а моей выдержке можно только позавидовать. я опускаю взгляд в стол, облизываю губы, разглядываю пальцы, сложенные в замок - за твою ладонь я больше не цепляюсь, как утопающий за соломинку, и любой физический контакт - пусть даже зрительный - пытаюсь избежать. я не хочу устраивать скандал, я пришла сюда не за этим; мы ведь все выяснили в прошлый раз и, переходить на личности и приплетать сюда нашу - совместную когда-то - жизнь я не хочу; то, что между нами было, не имеет никакого значения: повторяю это себе как мантру, еще чуть-чуть и начну перебирать словами губами, воплощая их в шепот, но сдерживаюсь, сцеживаю крепче зубы до тупой короткой боли, и расслабляюсь. напоминаю себе, зачем я пришла, так, будто действительно в этом нуждаюсь. перед глазами лицо твоей матери: грустные поникшие глаза, лишенные былого света и огонька; опущенные вниз уголки пухлых губ - я уверенна, в молодости все завидовали им, этой чувственной форме и полноте; морщины, с которыми она так тщательно боролась, прибегая к помощи косметолога и всевозможным кремам, одержали победу в холодной войне и глубже впечатались в некогда упругую оливковую кожу, испещряя лоб длинными кривыми бороздами и прочерчивая острые линии от крыльев носа к уголкам рта. в ее волосах прибавилось седины - несколько прядей у высокого лба, аккуратные виски и даже затылок отливали серебром и даже не пытались закраситься - вот, насколько ей стало все равно на себя. она пыталась держаться и все еще выбирала исключительно деловые наряды, чередуя костюмы и коктейльные платья, но только ради твоего отца. он ходил мрачнее тучи, не разговаривал ни с кем и даже не желал о тебе слышать: просьба твоей матери, обращенная ко мне, показалась ему сумасбродной, необоснованной и бесполезной. он разочаровался в тебе настолько, что потерял всякую веру в твое возвращение к нормальной человеческой жизни. и я не знаю, не понимаю, не представляю, что продолжает удерживать меня на плаву. сила воли? стремления добиться высоких результатов? цели, которые я имела в любом возрасте? разбивающие все преграды амбиции? ну, думаю, это играло свою роль. в конце концов, я всегда знала, чего хочу от этой жизни, в отличие от тебя.

я молчу, и молчу по одной причине: на самом деле, все, что мне хочется сказать - порыв эмоций, порождение навеянных чувствами стремлений обидеть, кольнуть тебя сильнее, чем ты меня, ведь, как ни крути, я всегда была мстительной и достаточно злопамятной. я никогда не спускала никому обиды и умела стоять за себя; конечно, я привыкла к опеке - сначала со стороны брата, а затем с твоей стороны, когда иско не стало, этот шлейф бесконечной заботы ощущался еще сильнее, но нельзя сказать, что я из робкого десятка; к сожалению,  я даже не делила людей на близких и чужих, если вдруг кто-то меня задевал: случайно, преднамеренно - не важно; и отдача всегда была тяжелой. конечно, порой становилось стыдно за сказанную грубость или сделанную пакость, но оно того стоило: зазнавшихся выскочек нужно ставить на место, и твой разгоряченный пыл остудить прямо сейчас тоже - нужно, но я все еще молчу. я глотаю все эти слова, все эти предложения, заталкиваю их как можно глубже, на каком-то подсознательном уровне понимая: я не хочу говорить это на самом деле. это все - взрыв, всплеск, подобие адреналина, который выбрасывается в кровь и покидает тело человека мгновенно; но, в отличие от адреналина, здесь все куда прозаичнее и сложнее: сказанное не воротишь и не вернешь, ты зацепишься за каждую фразу и тот мизер, что между нами сохранился, исчезнет навсегда. мы ведь стоим друг друга, оба: не умеем уступать, любим лидировать и доминировать, боремся за собственное мнение и пытаемся доказать, непонятно, правда, кому, что не нуждаемся ни в ком и ни в чем. и это главная ошибка. я знаю, что ты любишь меня. нет, не так. я знаю, что ты любил меня - когда-то, была уверенна в этом, как ни в чем другом, и только это знание поддерживало во мне желание жить; ты мог говорить, что угодно, и что угодно делать; мог отнекиваться от своих чувств и шутить искрометно, но твои нежные касания и ласковый взгляд говорили громче слов, показывали истинную твою сущность, и я была не лучше. мне не нравились признания никогда: это отдающее гулким стуком в груди я тебя люблю никого не удивишь, куда важнее ведь поступки, но проблема в том, что... иногда нужно говорить об этом. иногда все же нужно беседовать о том, что испытываешь и чувствуешь, о своих желаниях и эмоциях, о том, как хорошо тебе или плохо, мы же практически никогда не делали это. мы оказались вместе так быстро и так резко, что порой складывалось впечатление, будто так было всегда; будто марко и белла никогда не существовали порознь, и это грело мою душу, но и ранило ее повсеместно, ведь мы воспринимал меня как должное, уверенный в том, что я никуда никогда не денусь. и я думала точно так же, до тех пор, пока ты не променял меня на очередную дрянь. мои подружки - стервозные и не менее импульсивные и целеустремленные - единственное, что нас связывало, так это родовитые семьи и наличие стремлений - не видели в тебе достойного претендента на мое внимание; проще говоря, ты им не нравился, и они любили дразнить меня своими равнодушными улыбками и убеждениями в том, что рано или поздно мы разбежимся - по твоей, разумеется, вине. я не слушала их и только отмахивалась, переводила тему и старалась не думать об этом, пыталась не загоняться, но у меня не получалось, ведь они были правы, марко. как ни прискорбно, но они всегда были правы. случилось то, о чем они так любили болтать и то, чего я так боялась: ты нашел мне замену. этого и следовало ожидать, я не глупая девочка и от того знала: мы разные. мы всегда были разными, и это не песня о притягивающихся противоположностях, ведь единственным, что нас объединяло, был мой брат - твой друг и моя опора. мы потеряли его и искали его отголоски друг в друге, отчаявшиеся и разбитые, слишком молодые чтобы понять: нам даже не следует сближаться, поскольку ничего хорошего нас не ждет. но я старалась - тупо пыталась верить в лучшее и настырно игнорировала мерзкий шепоток в голове, твердящий из раза в раз одно и то же: мы не пара. мы не подходим друг другу. мы не будем вместе. нам не стоит пытаться. это только разобьет наши сердца, вновь. но я не остановилась. я просто не смогла.

ты говоришь о смерти, и делаешь это так легко, что мне становится тошно. она для меня - запретная тема, и не потому что я боюсь этого как огня; вовсе нет. в смерти нет ничего страшного, если она приходит за человеком в глубокой старости и встречает как старый друг; в смерти нет ничего страшного, если человек готов к ней и ждет ее со спокойной улыбкой на губах; но смерть ужасна, когда ее никто не ждет. она жестока и беспощадна, она не дает возможности исправить ошибки и не дарит вторых шансов, она не позволяет никому менять местами и твердо знает, чего и кого хочет, в отличие от людей; сомневаюсь, что франциско хотел умереть, едва перешагнув за порог двадцатилетия; сомневаюсь, что его грела мысль о скорой кончине из-за очередной вколотой дряни и не думаю, что он ждал старуху в черном балахоне с распростертыми объятиями. он стонал - глухо, сквозь зубы, скорчившись на белом кафельном полу; царапал короткими ногтями голые предплечья и захлебывался в собственной пенящейся слюне; на его шее и висках вместе с капельками пота выступали вены от напряжения, а его ноги все сильнее и сильнее прижимались к тощему животу. франциско умирал долго и мучительно, он гнил заживо и не жалел об этом, он думал, что сумеет остановиться вовремя и слепо верил в удачу, которая навсегда его покинула; он считал, что сможет перескочить, что не кончит как торчки в каком-нибудь гетто от спида или передоза, знал, что его не будет мучить ломка, ведь он всегда найдет кэш на дозу. но никого не волновали его мысли и его плешивая продажная уверенность: он умирал в страданиях, слезы собирались в уголках его зажмуренных глаз, а отросшие волосы липли к лицу; его майка насквозь пропиталась потом. я не видела его смерть, но представляла эту картину как на яву, когда мы обнаружили тело на полу в ванной, когда мать как-то болезненно ойкнула, прижимая руки ко рту, когда отец схватился за дверной косяк, ища опору, а я рухнула на колени перед расслабленным остывающим телом брата. все это настолько свежо в моей памяти, что становится дурно, становится не хорошо и не по себе и я передергиваю плечами; я злюсь на тебя сейчас еще сильнее, потому что ты говоришь о смерти, и делаешь это так легко, но не имеешь на этого никакого права, не после того, через что мы оба прошли. сомневаюсь, что тебе хочется сдохнуть так же - в одиночестве, наедине со своими страхами и этой бесконечной физической болью сомневаюсь, что тебе в принципе хочется сдохнуть сейчас - таким молодым и беззаботным, но это не играет никакого значения. я едва сдерживаю себя, едва остаюсь сидеть на месте, желание влепить смачную пощечину слишком велико, аж ладони чешутся, но я предпочитаю сделать вид, что пропустила твои слова мимо ушей, что они меня, на самом деле, не зацепили, ведь так будет проще всего, ведь так будет лучше. вместо этого я собираюсь с мыслями и подбираю слова. не смотря на всю злость и раздражение, я не хочу провоцировать себя на ответную негативную реакцию, я хочу сгладить углы и быть сейчас максимально откровенной и честной, я готова обнажить свою душу перед тобой - впрочем, как и всегда, и крики никак этому не поспособствуют. знаешь, моя мать всегда была для меня главным примером, образцом для подражания, на который я смотрела с бесконечным уважением в глазах и одной мыслью в голове: хочу быть такой же. хочу иметь такую же силу воли и такой же крепкий стержень; хочу распоряжаться своей жизнью так же, как она, хочу нести ответственность за себя и свои поступки, хочу быть независимой и самостоятельной, хочу проявлять характер там, где потребуется, хочу всегда добиваться самостоятельно, без помощи родителей и их материальных средостение. сколько себя помнила, я искала одобрения в ее глазах и ищу до сих пор; я упиваюсь ее гордостью, тем, как порой она прижимает меня к своей груди и целует в затылок; как обхватывает мои плечи своей костлявой рукой и ласково улыбается. у меня получается быть такой же, я чувствую это даже сейчас, у меня правда неплохо получается, и на это указывает абсолютно все: мои достижения, мои стремления, мое окружение, в конце концов, такое же перспективное, целеустремленное, зацикленное на своём будущем и на том, как добиться высоких результатов в любых начинаниях. выбиваешься из этого калейдоскопа хладнокровия, цинизма и эгоизма ты, лишенный хоть каких-то планов, и я до сих оп не понимаю, почему ты являешься частью моей жизни. но меня, вроде как, всегда все устраивало. это и было моей главной ошибкой.

- посмотри на меня, марко, - не прошу, требую: - поверь, я прекрасно знаю, что ты не нуждаешься ни во мне, ни в моей помощи. это не новость - ты делаешь все, чтобы убедить меня в этом; к сожалению, я достаточно умна и сложить дважды два получается на удивление легко и быстро - я усложняю твою жизнь своими глупыми попытками помочь; я хочу сделать как лучше, хочу уберечь тебя, ведь не уберегла брата, но тебе это не нужно. ты хочешь иного и наши желания в корни различаются, так что сейчас, вероятнее всего, мы даже зря пытаемся поговорить. наше расставание было лучшим из решений для тебя, судя по всему, ведь больше никто не держит тебя крепко за руку в попытке удержать; никто не отвлекает тебя от земных радостей; никто не просит быть осторожнее и вдумчивее; никто не гасит контролем; никто не любит тебя так, как я, но эта любовь не сдалась тебе и бесплатно. и я просто надеюсь, что ты счастлив. - но ты ошибаешься в одном: - ты всегда будешь моей заботой. я всегда буду переживать о тебе, я всегда буду беспокоиться за тебя. и дело не в жалости и даже не в моем брате, а в том, что я всегда буду думать о тебе, потому что ты - часть моей жизни. потому что я люблю тебя. и, паршиво, что мне тошно от одной только мысли, что я все ещё люблю тебя. что продолжаю ждать чего-то, сама не зная чего; что продолжаю наделяться, что ты одумаешься и возьмешься за голову; что думаю о тебе непозволительно часто для человека, который пытается начать все сначала. я постоянно грежу о твоих прикосновениях: о твоих объятиях, в которых всегда нестерпимо горячо: от тебя исходит такой жар, что с ума сойти можно, и находясь рядом, я именно этим обычно и занималась; я скучаю по поцелуям - коротким, куда придется: в уголок рта, в щеку, в нос, под ухом, куда-то в шею, при прощании; ленивым - прижимаясь к твоему боку в твоей же постели, перебирая пальцами спутанные черные кудри на затылке и безостановочно улыбаясь; горячечным - когда твои руки блуждают хаотично по моему телу, а все, что могу делать я - подаваться и таять, не отступая, не останавливаясь ни на шаг. я скучаю по тихим мирным вечерам, когда мы, слишком уставшие даже для разговоров, разваливались прямо на полу и смотрели телевизор или разглядывали отражающуюся в глянцевом потолке улицу в абсолютной тишине; скучаю по ночным прогулкам вдоль побережья; скучаю по ночам, проведенным в твоих объятиях и утрам с совместными завтраками - мне безумно не хватает всего этого, но какое это имеет значение прямо сейчас? для тебя - точно, никакое, а раз так - моя гордость не позволить мне пасть еще ниже.

единственное, чего я не понимаю: как ты можешь вот так просто разрушить все то, что мы строили годами? чего тебе не хватало, марко, для полного счастья, если ты ведешь себя как редкостный мудак даже сейчас? этой нелепой свободы? так, вот она - никто на нее и не претендует. я уверена, что даже твоей новой подружке плевать на то, где ты сейчас, с кем ты сейчас и что ты делаешь. знаешь, она не создает впечатления идеальной девушки в моем представлении, но навряд ли мое представление совпадает с твоим, раз пилар тебя устраивает; меня триггерит от одного только воспоминания о ней, от одного только ее имени, но я продолжаю думать о ней - о ее длинных черных волосах и розовых, как кожа молодого поросенка, губах; об острых ноготках и тонких каблуках; о прокуренном низком голосе и глубоком вырезе. она - сборище всевозможных клише, она выглядит так, будто повидала жизнь в свои двадцать пять, и я не хочу ее судить, я не имею на это никакого права, но - но я все еще не могу смириться с тем, что это она заняла мое место, что твои стандарты настолько занижены, что ты предпочел ее единственной попытке извиниться передо мной. поверь, этого бы хватило, ведь мы стандарты тоже занижены; но, мы помним, да? ты выбираешь легкие пути, а я выбираю уязвленное самомнение, а потому не лезу в твою личную жизнь. не стоило даже лезть к тебе, этот поцелуй в твоей душной квартире был лишним и я действительно о нем жалею, потому что буду думать о нем постоянно, потому что вкус тепло твоих губ фантомно еще присутствует на моих губах, потому что ты даже не ответил - стоял, как истукан, и это послужит хорошим напоминанием: между нами ничего нет. ты ко мне ничего не чувствуешь, и мне тоже стоило бы избавиться от этой пагубной привычно - любить тебя. - я знаю, марко, у нас ничего не выйдет. но я не хочу, чтобы ты продолжал губить себя, [float=right]           y   o   u   r       h   e   a   r   t       i   s      
u   n   o   b   t   a   i   n   a   b   l   e
 
        e v e n   t h o u g h   l o r d   k n o w s   
you have mine [/float]- эти слова даются тяжело и я не знаю, какими правдами и неправдами мне удается улыбнуться. пальцы предательски дрожат и я опускаю руки на колени, прежде чем ты успеешь заметить; сжимаю тонкую белоснежную салфетку, тщательно накрахмаленную, и благодарю всех, кого только можно поблагодарить, когда официант, ранее получивший заказ, возвращается уже с ним. он раскладывает приборы и расставляет тарелки, я с преувеличенным энтузиазмом пододвигаю поближе к себе салат и ожесточенно перемешиваю мелко нарезанные овощи, толкая их взад и вперед. смотреть на тебя нет ни сил, ни желания, и я, если быть честной, глубоко сожалею о том, что пошла на поводу у твоей матери и согласилась навестить тебя сразу, как только выдастся свободная минутка. я долго убеждала себя в том, что перестала злиться на тебя и обижаться, что я остыла и успела отойти от всего этого; была уверена, что мне с лихвой и легкостью удастся с железной выдержкой провести с тобой какие-то пару часов, но я ошибалась, в очередной раз я переоценила свои возможности и вот теперь терплю очередное поражение, не имея возможности и имея колоссальное желание в противовес встать и уйти.